Изучение истории Украины невозможно без изучения истории церкви. И не важно православная, греко-католическая или католическая, ведь каждая из них в определенный период своей истории имела влияние на нашу историю и культуру. Давайте попробуем вспомнить историю римо-католической церкви на Тернопольщине. Подробнее об этом расскажет издание ternopil-future.com.ua.
Довоенный период
Как сообщает издание kuriergalicyjski в предвоенной Тарнопольской (именно Тарнопольской, потому что Тернополь появился с 1944 г.) провинции было 209 приходов и приходских управлений, объединенных в такие деканаты: Борщевский, Бродовский, Бережанский, Бучацкий, Буский, Чертковский, Глинянский, Язловецкий, Скалатский, Тарнопольский, Трембовский, Зборовский и Злочувский (ибо назывался город Злочев, а не Золочев). Несколько приходов в Тарнопольском воеводстве были из деканатов Конкольники и Свирж. После окончания Второй мировой войны территории бывших римско-католических деканатов Буск, Глиняны, Свирж и Злочев были переданы Львовскому воеводству. Женские общины были представлены такими орденами, как альбертинками (1 дом), доминиканками (1 дом), фелицианками (2 дома), йосифитками (1 дом), марианками (6 домов), целомудренными сестрами (1 дом), дом — генеральный дом в Язловце), старых деревенских слуг (35 домов) и Милосердия (5 домов).
После Второй мировой войны
Вторая мировая война, закончившаяся в мае 1945 года, показала масштабы разрушений на территории Тернопольщины. Разоренные города и разрушенные здания производили печальное впечатление. С установлением новой советской власти началось широкомасштабное преследование Католической Церкви. «Из первых моментов своего пребывания на оккупированных территориях, – писал Юзеф Волчанский, – советы не теряли времени на агитацию и индоктринацию общества». Интересно, что поначалу они вызвали немалый интерес у жителей Тарнопольщины. Жители Хомяковки, руководимые интересом, оставляли работу на ферме и заботу о семье и шли на агитационное собрание. На территории Тернопольской области была совсем другая реакция, чем в других областях.
Кое-где католики ничего не сделали для сохранения своих церквей. К примеру, в Будзане католики пассивно согласились на осквернение костела и его десакрализацию. Также в Косово не приложили усилия, чтобы сохранить общину и церковь. Придорожные кресты и статуи были уничтожены без возражений. Отмечалось, что обычно «народ будто сошел с ума. Пьянство, разврат в домах, как среди молодых, так и среди старых, достигает своего зенита».
Выселение поляков
Пессимизм усиливался и после того, как жители деревень и городов покидали свои дома и подвергались репрессиям. В 1945 году «от 11 октября, – писал в хронике о. Kazimierz Fleischhacker из Хомяковки – прихожане из Хомяковки и Косово начали выезжать на съезд в Белобожницу, там построили хижины и конуры и ждали повозок в холоде, прохладе и дожде до 30 октября. В то время поляки несколько недель ждали вагонов на рампе в Пышковцах. Многие там умирали от голода и холода – было и кладбище погребенных жертв. Не все прихожане успели загрузиться 30 октября.
Таким образом, к 1946 году большинство церквей и монастырей этой местности было запущено. Очередная волна беженцев началась зимой 1946 года. В феврале того же года поляков выгнали из Чорткова. После выселения из монастыря в Язловце сестер Непорочного Зачатия весной того же года, 15 июня, из Чорткова выехал последний крупный транспорт, который советы насмешливо называли «святым». В основном его составляли доминиканцы и епархиальное духовенство Черткова, монахини, старики и инвалиды.
Статуя Матери Божьей Язловецкой
Из этого последнего поезда выехали также все сестры Непорочного Зачатия из Язловца, которые покидали эти края вместе с чудом спасенной статуей Матери Божьей Язловецкой. Рассказы об этом сохранились в воспоминаниях монахинь и в хронике монастыря Пречистой Девы Язловца.
Ранее «17 мая 1946 года утром на монастырский двор прибыли подводы из Золотого Потока, чтобы насильно забрать сестер. Перевозка продолжалась целый день. Первая партия сестер отправилась в тот день, в пятницу 17 мая — едва дошли до пригорода (Язловца), когда пошел сильный дождь, а пока была большая засуха. Вторая партия отправилась на следующий день, в субботу. В Язловке осталось около 10 больных сестер вместе с больной настоятельницей сестрой Габриэлой, которая лежала в постели, и двумя прислуживающими им сестрами». Больных сестер отобрали 19 мая 1946 года. В монастыре осталась только сестра Марианна, которой поручили взять скот: коров, коз и кур. «Я видела, как ограбили оставшиеся вещи, – рассказывает с. Марианна, – и похитили коз, которых я нашла у святыни в лесу. Я переночевала с собакой в конюшне, а в понедельник прибыла в Чортков с остальными вещами. Через два дня настоятельница сказала мне вернуться к Язловцу, чтобы собрать немного корма для скота».
Здесь к ней присоединилась сестра Бартоломея. Прежде сестры решили забрать из дома и из гроба спрятанные колокола. «Мы упаковали их на тележку в солому, и сестра Бартоломия уехала с ними, а по дороге в Язловцу их остановили и забрали колокола. В этой ситуации дело вывоза статуи Матери Божьей Язловецкой из монастырской часовни выглядело почти невозможно.
После консультации с настоятельницей из Чорткова в Язловец вернулись две сестры: с. Марианна и сестра Оника. На помощь назначили пожилого господина, инженера, «который был очень нервен и очень стар». Он также обязался «все это обустроить и одолжить кран. Доминиканцы сбили с досок огромную охапку. С этим сундуком на телеге как сестра Оника, так и инженер отправились в Язловец (30 км) в ночь с 6 на 7 июня; мы приехали в 10 утра, взяв с собой кран. Я сейчас же спустился вниз в город искать сосновых окуней для лесов, а охапку поставила извозчику под часовню со стороны сада. Но я нигде не могла найти окуней, поэтому мы решили срубить четыре сосны у могилы. Людей не было, но я спросил заведующую техникумом, советскую женщину, которая жила в монастыре и вела хозяйство: дать ей людей с пилами рубить деревья. Сняли доски сколько могли и приступили к работе. К часовне притянули четыре красивые сосны. Сестра Оника осталась с людьми, а я побежала к Новосельке, чтобы принести веревки и цепи от шурина, а моя племянница стянула с кровати два одеяла, чтобы завернуть Богородицу.
Далее сестер ждали трудности с разборкой фигуры. «Когда я вернулся, часовня была полна людей, а леса над алтарем были сделаны. Рабочие пошли обедать, а оставшиеся в часовне люди плакали и просили не брать Богоматерь.
После обеда начались работы по демонтажу чудотворной алебастровой фигуры Матери Божьей Язловецкой. Инженер приказывал громким криком. Я тоже взобралась на леса, мы закутали Богоматерь в одеяла и связали ей на груди подушку, чтобы не повредить руки. Мы хотели перенести статую, но ничего не удалось поделать. Я спустился вниз и в отчаянии громко позвала на всю часовню: «Богородица, если хочешь с нами, пусть возьмут себя, а если нет, мы должны оставить тебя – а то статую уничтожат, как они сделали из Богоматерью с лестницы». И мы снова потащили, но работа не шла, потому что людей мало, и они не знали, как это делать. А инженер все больше кричал, очень нервничал».
Тяжелую статую удалось демонтировать благодаря решительности сестры Марианны и помощи советского офицера, который оказался поляком и католиком из Львова. Этот офицер прибыл в Язловец со 150 воинами, чтобы расчистить поля, а также помог разобрать и загрузить на телегу несколько сот килограммовую статую Матери Божьей.
«Вокруг Богородицы слонялись советские солдаты, а мне офицер сказал принести полову и солому, чтобы наполнить сундук чем-то мягким. Мы устилали ящик половой и накрыли вертой. Офицер повел солдат, тащивших статую, и кричал: налево, направо, центр и т. д. А Богородица медленно спускалась на кране в воздухе и опускалась вниз. Офицер поклялся, что с ней ничего не произойдет. Богородица была уже прямо над ящиком – он приказал подтянуть ее еще раз, потому что она стояла неровно над ящиком и могла трижды зацепиться головой за край. Пока, наконец, она не стала в сундук, и ее положили».
Эти работы проводились под всеобщие крики жителей Язловца. «Люди подходили к тюрьме и сквозь одеяло целовали ноги Богоматери, а солдаты гладили открытое лицо, целовали и говорили: «Чего вы берете такую красивую Богородицу!». Наконец-то мы накрыли его одеялом и крышкой, и сундук был закрыт». Сестра Марианна также просила офицера для солдат, чтобы на следующий день помог поставить ящик на телегу.
Осталось только найти нужный транспорт, чтобы привезти памятник в Чортков, но я его нигде не нашла, и шел дождь. В своих последующих воспоминаниях сестра описывает отчаянные поиски коляски. Все оправдывались, что «под таким весом его телега сломалась бы. Ходили по селу, попрошайничали, наконец в десять часов получили коня.
Наконец офицер «приказал вытащить несколько крепких столбов, и сундук с Богородицей сполз по лестнице. Когда назначенный везти увидел этот большой сверток, он сказал, что не пойдет, потому что его тележка сломается. Я побежала, чтобы найти другую машину. У мужчины, который у нас работал, была наша тележка, он ее сразу привез. Запрягли лошадей в телегу, солдаты с большим трудом перетащили ящик набок на телегу, привязали цепью, и мы уехали.
Возле Ягельницы транспорта ждала еще одна сложность. «Мы все время шли рядом с повозкой, лошади едва тянули. Когда мы проезжали Ягельницу, колесо упало в рытвину, которую сделали недавние дожди. Тележка наклонилась. Я пошла по домам просить помощи, а люди, как узнали, что это Богородица уезжает, сразу пришли вытаскивать телегу.
Таким образом, ценный транспорт доставили на вокзал в Чортков. После доставки 63 вагонов в последний поместили ящик с чудотворной фигурой Матери Божьей Язловецкой. «На станции Микульчицы была пересадка, пришлось перенести ящик. Снова на шестах и палках мы тащили сверток в вагон, все помогали, а сестра-настоятельница только очень волновалась, хорошо ли упакована Богородица, не будет ли она страдать в этой дороге. И вот пани Язловецкая уже приехала в Шиманово».
Притеснения церкви в Збараже
Причины выезда большинства польского общества следует искать в эффективной работе служб НКВД и совместном страхе населения за будущее. Храмы закрывались также из-за простого несоблюдения служебных формальностей, как это было в Збараже, где процесс выселения монахов значительно ускорился. Следует отметить, что «подавляющее большинство польского общества надеялось на окончание войны по месту жительства, не желая добровольно покидать свое имущество, что было достижением всей их жизни. Также многие считали отъезд национальной изменой и своеобразной трусостью.
Так же и збаражские бернардины, понимая репатриацию как добровольный выбор, не заполнили репатриационные анкеты. Несмотря на первоначальные заявления о том, что они будут оставаться на месте до конца апреля 1946, все монахи покинули Збараж, за исключением отца Марцелия Цимбалиста (1885-1954) и брата Бенедикта Биляка (?-1977), которым было приказано покинуть Збараж в конец мая 1946 г. На основании сохранившихся свидетельств известно, что «Дата репатриации монахов, объявленная 31 мая 1946 г., была накануне отмечена большим переполохом в церкви. Вечером, 30 мая, монастырь был оцеплен милицией, всю ночь следившей за тем, чтобы, кроме заявленных и упакованных вещей, ничего не выносилось за территорию храма, а также за предупреждением случайных краж, которые совершались тогда. На вечернее богослужение пришло множество верующих. Богослужение отслужил последний гвардиан и священник Збаражский о.Марцелий Цимбалист, который вместе со своим братом Бенедиктом Беляком под большим плачем простился с храмом, монастырем и прихожанами.
На следующий день, в воскресенье (31 мая 1946 г.), в костеле в Збараже была отслужена последняя святая Месса. О. Бронислав Мирецкий, священник из Подволочиска должен был заботиться о бернардинском костеле и отправлять одну святую мессу в воскресенье.
После завершения Святой Мессы монахи «кланялись в колени перед Пресвятыми Тайнами, а затем останавливались у каждого алтаря, возлагая на него руки. Стоя на пороге церкви, они некоторое время смотрели на главный алтарь. Затем поцеловали пол храма, двери которого были закрыты, а ключи переданы о. Мирецком. Монахи больше не входили в монастырь во время Святой Мессы. Заготовленные вещи грузили на четыре повозки. Бернардины ехали на экипаже к железнодорожной станции в сопровождении жителей Збаража».
Следовательно, положение католической церкви после советской оккупации Галиции было сложным.
